Всё равно выебут, так уж пусть по большой любви! (c)
Лето, лето, лето… Когда солнце душит, и больше глаза, чем дыхание…
Мужчины в маршрутках пахнут никотиновым потом и грязью, и застарелый перегар застывает на кончиках носов жёлтой каплей пота. Мужчины с большими руками и расстегнутыми рубахами, как папы – медведи, не умещаются на сидениях, так трогательно жмутся друг к дружке, подбирая локти.
Я горю. Ищу часы на руке каждые несколько секунд, но так и не удаётся сконцентрировать внимание и понять хотя бы который час.
Я вижу себя в зеркале. У меня красивое лицо. Оно мне нравится.
Закрываю глаза, плыву… В висках пульсирует тяжесть надвигающейся грозы. Я вижу подол своего платья. Он почему – то двигается. Делаю над собой усилие, пытаюсь в очередной раз сконцентрироваться. Меня придавливает к стеклу, я вижу линию горизонта, а над ним потрясающее небо. Один слой облаков двигается под другим и кажется небо вот вот обрушится.
Платье сминается под движениями чего – то большого, что я не вижу, но чувствую сверху на себе неподъёмной тяжестью и именно поэтому пытаюсь думать исключительно о небе.
Мужчины, как и прежде покачиваются напротив меня. Их огромные лапищи лежат на коленях, словно оправдываясь, выражая полную открытость и непогрешимость. Осталось выяснить на чьих коленях.
Я последний раз пытаюсь сконцентрироваться, но в голове нет не одной мысли, кроме как сейчас, но никак не здесь. Я не могу определиться с пространством, в котором нахожусь. Мне что – то мешает, что – то двигается под моим платьем вверх и когда находит то, что ищет, у меня окончательно затуманивается разум.
Меня поднимает вверх по стеклу и я бьюсь головой, но начать соображать трезво не получается.
Я смотрю в окно. Два слоя неба раздвигаются и появляется солнце. Вторым ударом бьёт мне в глаза.
В мире я – оно – маршрутка происходит примерно тоже самое, менее астрономическое, более анатомическое.
Платье совсем измято. Меня это раздражает.
Что ты улыбаешься? Ты довольна собой? Как я теперь буду ходить в таком платье? И вообще…
Мужчины внимательно разглядывают свои руки, потом пейзаж за окном, потом снова руки, и так до бесконечности. И это тоже меня раздражает.
Я открываю глаза и обнаруживаю себя у тебя на плече. А ты и правда аккуратно водишь рукой по моей коленке под платьем, только напротив нас сидит безумная тётка со взглядом горящим, ей всё равно и нету ни одного смущённого папы – медведя…
Мужчины в маршрутках пахнут никотиновым потом и грязью, и застарелый перегар застывает на кончиках носов жёлтой каплей пота. Мужчины с большими руками и расстегнутыми рубахами, как папы – медведи, не умещаются на сидениях, так трогательно жмутся друг к дружке, подбирая локти.
Я горю. Ищу часы на руке каждые несколько секунд, но так и не удаётся сконцентрировать внимание и понять хотя бы который час.
Я вижу себя в зеркале. У меня красивое лицо. Оно мне нравится.
Закрываю глаза, плыву… В висках пульсирует тяжесть надвигающейся грозы. Я вижу подол своего платья. Он почему – то двигается. Делаю над собой усилие, пытаюсь в очередной раз сконцентрироваться. Меня придавливает к стеклу, я вижу линию горизонта, а над ним потрясающее небо. Один слой облаков двигается под другим и кажется небо вот вот обрушится.
Платье сминается под движениями чего – то большого, что я не вижу, но чувствую сверху на себе неподъёмной тяжестью и именно поэтому пытаюсь думать исключительно о небе.
Мужчины, как и прежде покачиваются напротив меня. Их огромные лапищи лежат на коленях, словно оправдываясь, выражая полную открытость и непогрешимость. Осталось выяснить на чьих коленях.
Я последний раз пытаюсь сконцентрироваться, но в голове нет не одной мысли, кроме как сейчас, но никак не здесь. Я не могу определиться с пространством, в котором нахожусь. Мне что – то мешает, что – то двигается под моим платьем вверх и когда находит то, что ищет, у меня окончательно затуманивается разум.
Меня поднимает вверх по стеклу и я бьюсь головой, но начать соображать трезво не получается.
Я смотрю в окно. Два слоя неба раздвигаются и появляется солнце. Вторым ударом бьёт мне в глаза.
В мире я – оно – маршрутка происходит примерно тоже самое, менее астрономическое, более анатомическое.
Платье совсем измято. Меня это раздражает.
Что ты улыбаешься? Ты довольна собой? Как я теперь буду ходить в таком платье? И вообще…
Мужчины внимательно разглядывают свои руки, потом пейзаж за окном, потом снова руки, и так до бесконечности. И это тоже меня раздражает.
Я открываю глаза и обнаруживаю себя у тебя на плече. А ты и правда аккуратно водишь рукой по моей коленке под платьем, только напротив нас сидит безумная тётка со взглядом горящим, ей всё равно и нету ни одного смущённого папы – медведя…
